– Если Строби в состоянии отвечать, выясни­те у него, где находится хозяйская спальня.

– По коридору налево, – сообщила Пибоди через минуту. – Но его все еще выворачивает на­изнанку.

– Дайте ему какой-нибудь тазик, а потом закройте двери – лифта и входную.

Ева двинулась по коридору. Запах здесь был таким тяжелым, что она старалась дышать сквозь зубы. Дверь в спальню оказалась незапертой. Из щели была видна полоска яркого искусственного света и доносились звуки чарующей моцартовской мелодии.

То, что осталось от Бреннена, лежало на ог­ромной кровати, застланной роскошным атласным покрывалом. Единственная рука была при­кована серебряной цепью к изголовью. Ева дога­далась, что ступни находятся в совсем другой части квартиры.

Стены наверняка были звуконепроницаемые, но в том, что человек перед смертью долго и страш­но кричал, сомнений не было. «Интересно, как долго? – подумала она, разглядывая тело. – Сколько боли может вытерпеть человек, пока сознание не отключится?»

На второй из этих вопросов мог бы ответить покойный Томас Бреннен.

Он был обнажен, одна рука и обе ступни отре­заны, кишки выпущены наружу. Единственный глаз был обращен к зеркалу, где отражалось то, что осталось от тела.

– Господи Иисусе! – прошептала замершая в дверном проеме Пибоди. – Пресвятая Дева!

– Мне нужен мой походный набор. Вызовите наряд и выясните, где его семья. Да, еще позво­ните электронщикам. Если Фини там, поговорите с ним, только не забудьте включить блокиратор – репортерам об этом знать незачем. Чем меньше подробностей станет известно, тем лучше.

Пибоди судорожно сглотнула, с трудом удер­жав в себе недавний ленч.

– Слушаюсь, мэм.

– Уведите Строби куда-нибудь подальше, я не хочу, чтобы он все это видел.

Когда Ева обернулась, Пибоди заметила мелькнувшую в ее глазах жалость. Но через секунду Евин взгляд снова стал взглядом профессиональ­ного полицейского – сдержанным и цепким.

– Давайте приниматься за работу. Этот сукин сын должен гореть в аду!

Когда Ева добралась наконец до дому, было около полуночи. Глаза у нее слезились от усталос­ти, под ложечкой сосало, голова раскалывалась. Перед тем, как уйти с работы, она долго и тща­тельно мылась под душем в общей раздевалке – ей казалось, что все поры ее тела пропитались кровью и ужасом.

Больше всего ей хотелось забыть о том, что она увидела, и молилась Ева лишь об одном – чтобы, когда она ляжет наконец спать, перед гла­зами ее не встало изуродованное тело Томаса Бреннена.

Не успела Ева открыть дверь, как она распах­нулась прямо перед ее носом. На пороге стоял Соммерсет, и вся его тощая скорбная фигура вы­ражала, как всегда, глубочайшее презрение.

– Вы непростительно задержались, лейтенант. Гости уже собираются по домам.

Гости? В Евином изнуренном мозгу что-то за­буксовало. Неужели они приглашали кого-то на ужин? И в любом случае, какое Соммерсету дело до того, когда она возвращается домой?!

– Пошли бы вы! – предложила она Соммер­сету и ринулась к лестнице, но он ухватил ее сво­ими костлявыми пальцами за локоть:

– Будучи женой Рорка, вы не можете манки­ровать некоторыми из обязанностей. Таких, к при­меру, как помощь в приеме гостей – очень для вашего супруга важных.

Усталость как рукой сняло. Ее сменил правед­ный гнев.

– Поосторожнее! – Ева угрожающе сжала кулак.

– Ева, дорогая!

В интонации, с которой Рорк произнес эти два слова, были радость, легкое удивление и предо­стережение одновременно. Ева хмуро обернулась. Он стоял в дверях и выглядел так, как всегда, не­отразимо. Она отлично знала, что Рорк так хорош вовсе не потому, что на нем отлично сшитый ве­черний костюм. У него была потрясающая фигу­ра – узкие бедра, плечи атлета, – и женское серд­це замирало вне зависимости от того, что на нем было надето (или не надето). Его черные, как во­роново крыло, волосы спускались почти до плеч, обрамляя лицо, словно сошедшее с полотна Ти­циана. Высокие скулы, ярко-голубые глаза и рот, созданный для того, чтобы читать стихи, отдавать приказы и сводить женщин с ума…

Меньше чем за год Рорк сумел сломить Евину оборону, подобрал ключ к ее сердцу и, что самое удивительное, получил не только ее любовь, но и доверие. Она считала его первым и единственным чудом своей жизни.

И все же порой он ее раздражал.

– Я опоздала. Прошу прощения, – сказала Ева скорее вызывающим, нежели извиняющимся тоном.

Рорк чуть заметно усмехнулся.

– Я отлично понимаю, что у тебя были более чем уважительные причины, – ответил он, про­тягивая ей руку.

Евина рука была холодной и напряженной, а в ее глазах цвета неразбавленного виски он увидел злость и усталость. Впрочем, к этому Рорк успел привыкнуть. Но она была бледна, и это его обес­покоило. На джинсах он заметил капельки засо­хшей крови и надеялся только, что кровь не ее.

Рорк поднес к губам ладонь Евы, не сводя при этом глаз с ее лица.

– Вы устали, лейтенант, – прошептал он. – Я как раз их выпроваживаю. Еще несколько ми­нут, хорошо?

– Ну конечно. Да. Все нормально. – Ей нако­нец удалось побороть раздражение. – Прости, я тебя подвела. Знаю, это был важный ужин…

За его спиной Ева видела ярко освещенную гостиную, в которой сидело не меньше дюжины мужчин и женщин при полном параде. Шелест шелка, блеск драгоценностей… Видимо, истин­ных чувств, которые вызывало у нее все это великолепие, она скрыть не смогла, потому что Рорк рассмеялся:

– Пять минут, Ева. Уверяю тебя, это не так страшно, как то, с чем ты столкнулась сегодня днем.

Он ввел ее в гостиную и без тени смущения представил тем, с кем она не была знакома, дели­катно напомнив имена тех, с кем она встречалась раньше. Пахло роскошными духами и дорогим вином, в камине пылали яблоневые поленья, но Ева никак не могла отделаться от запаха, пресле­довавшего ее весь день, – запаха крови и страха.

«Забавно, – подумал Рорк, – но она даже не представляет себе, как она прекрасна. Даже в ли­нялых джинсах и потрепанной куртке, с всклоко­ченными волосами, бледная, с кругами под глаза­ми. Не женщина, а воплощение отваги!»

Когда за последним из гостей закрылась дверь, Ева опустила голову и сказала:

– Соммерсет прав. Я просто не умею справ­ляться с обязанностями жены. Тем более жены Рорка.

– Но ты все равно моя жена.

– Это вовсе не означает, что данная роль у меня получается. Мне бы следовало… – Она бы­ла вынуждена замолчать, поскольку его губы при­никли к ее губам. Еве вдруг стало тепло и спокой­но, даже боль в спине куда-то исчезла. Сама того не осознавая, она обняла Рорка, прижалась к нему.

– Вот так гораздо лучше, – прошептал он, и добавил, легонько погладив ямочку у нее на под­бородке: – У меня своя работа, у тебя – своя.